Побасенки Херсона. Пьяный угол

Царизм

Традиция винопития в Херсоне начинала формироваться вместе с его основанием. Однообразная степь по дороге в Тьмутаракань, плавное движение волн могучего Днепра как будто приглашали: «налей и выпей!». Ну, а первых поселенцев долго просить было не нужно. Беглые крепостные, каторжане, отставные военные и моряки не садились за стол без чарки. И это всемерно поощрялось, ведь управлять такой оравой без водки было просто немыслимо. Прав был Евгений Евтушенко, когда писал:

«…Пьяный спьяну не боится,

а с похмелья пьяный - трус.

Эй, мужик, ты снова к рюмке?

Но когда дрожливы руки,

не удержишь в них кола,

не рванешь в колокола.

Али было мало порки,

али та наука зря?

Ты в царевой монопольке

не опасен для царя.

Выпьешь - царь и поп родимы,

хоть целуйся с ними всласть.

Ты и власть как побратимы:

водку пьешь и ты и власть…»

Именно поэтому, каких-то сто лет назад только в захолустном Бериславе насчитывалось две дюжины питейных заведений, а в местечковом Херсоне их было гораздо больше синагог (около 30). Капитализм заливал глаза пролетариату водкой, не позабыв и здесь нажиться, установив на ее продажу монопольные права. Уж слишком велик был оборот капитала.

Совдепия

При соввласти пьянство на украинском юге расцвело махровым цветом. Особенно, когда сельским жителям начали полвека назад выдавать паспорта, и они смогли уехать из забитых сел в города. Привыкшие к самогону, выпускники ФЗУ, не изменяли своим вкусам. Работая в поле за трудодни (галочки в тетрадке учетчика), как тут не впасть в отчаяние и не приложиться к четверти с мутной жидкостью, закупоренной кукурузным початком. Получив же в городе вместо галочек небольшие деньги, исполненные счастья строители коммунизма тут же бежали «на точку». Говорят, что генная память умирает лишь с 14-ым поколением.

В начале 80-х, когда закрылся херсонский пивзавод, истинные ценители пенного напитка начали ездить в Николаев. Там, уже на автостанции, бросив в уличный автомат 20 коп., приезжий получал пенистый бокал «ячменного колоса». В Херсоне тоже на каждом углу стояли бочки-прицепы с виноградным вином или кукурузным пивом. По ночам их время от времени угоняли страждущие и опорожняли в укромных уголках.

Рядом с разливным алкоголем  в ларьках навалом лежала копеечная закуска: жареный хек или печенка… «Казенке» по 3.62 предпочитали самогон. Гнали его и сами: на примусах и керогазах в коммунальных кухнях, используя дешевый сахар или карамель. Появление в магазинах вместо свекловичного кубинского сахара (из тростника) нанесло удар по херсонскому самогоноварению гораздо больший, нежели фейковая горбачевская борьба за трезвость. Из сахарного тростника невозможно было гнать самогон. 

Ну, а на комсомольских свадьбах в эпоху борьбы с пьянством водку приходилось наливать в бутыли с березовым соком, а коньяк – в чайные заварники.

Как утверждает статистика, потребление алкоголя, которое не превышало 5 литров на человека в 1917 г., достигло к 1984 году отметки в 10,5 л зарегистрированного алкоголя, а с учётом подпольного самогоноварения могло превышать 14 л. По оценкам, такой уровень потребления был эквивалентен примерно 90 -110 бутылкам водки в год на каждого взрослого мужчину.

И в городах стали массово открывать вытрезвители. Был такой и в Херсоне, на улице Партизана Железняка. Схема его работы была незамысловатой. Постовые подбирали на улицах пьяных, выворачивали карманы и привозили в полуподвальное помещение приемника-распределителя для бродяг и несовершеннолетних. Наиболее неугомонных пациентов после холодного душа привязывали кожаными ремнями к пыточному креслу, фотографировали, избивали, женщин насиловали... За такие снимки у известных в городе людей можно было выручить немалые деньги. Наутро же протрезвевшему посетителю выставляли счет за ночлег и отправляли кляузу на работу, после которой нарушителя общественной морали должны были немедленно уволить, без права трудоустройства в госструктурах города. Чтобы такая цидулка не попала в партком или профком, нужно было дать взятку.

Нэнька

В начале 90-х трезвяк закрыли, а в ларьках появилась паленая водка в пластмассовых стаканчиках и литровые бутылки со спиртом «Рояль». Пей – хоть залейся. Так избавлялись от населения, не сумев обеспечить его достойными занятиями. Тогда, как и сейчас, центральную власть интересовала лишь газовая труба, кредиты МВФ и дорога из Киева к «царскому селу». При Данилыче 60% алкоголя в стране было суррогатным, вследствие чего 30 тысяч человек ежегодно отправлялись в психушки или на кладбища. Однажды херсонский нардеп подарил на его юбилей красноречивый памятник. Лидер стоит с гитарой в руках, гордо запрокинув голову. Но если нажать потайную кнопочку на затылке, из деки гитары выезжает томик его произведений, колода карт и бутылка водки. Успех скульптурной группы был оглушительный. Вероятно и сегодня набор подарков херсонских наместников мало чем отличается от вчерашних. Правда, вместо карт может быть шоколадный торт или батончик.

Ну, а местечковые нувориши сколачивали свой первый капитал на том, что покупали «КАМАЗами» спирт – водку, разливали-закатывали на консервных заводиках под Херсоном в литровые банки и выставляли на продажу в аптеки или столовые еще действующих предприятий. 

Как и раньше нужно было не уехавшим за кордон работягам заливать глаза водкой, чтобы заграбастать оставшиеся заводы, целые кварталы недвижимости и тысячи гектаров земли, с которой полвека назад согнали селян в города… Херсонцам в конце 90-х даже зарплату выдавали спиртным.  

- А зачем им деньги? – спрашивали и тут же отвечали новые украинцы. – Они все равно их пропьют.

Вот откуда у нас в новейшей истории обилие всевозможных праздников и алкогольных корпоративных традиций.

В те времена был найден на Херсонщине и самый большой в Украине (двухэтажный) самогонный аппарат. Его обнаружили в селе Любимовка под Каховкой. Винокурня в детском садике, выкупленном дельцами с устойчивым восточным загаром, за сутки могла произвести до 5 тонн хмельного зелья.

Но пытливая молодежь искала и другие способы ухода от постылой действительности, когда по ящику говорят одно, а в реальности ты видишь совершенно другое. Многие, изменив самогону, «пересели на дурь», стали нюхать клей и прочую ерунду. Хит «приходов» в то время был обычный носовой платок, смоченный ацетоном и положенный под вязаную шапку. Предварительно на голове бритвой делались надрезы.

Но алкоголизм в Херсоне остается никем непобедим. До сих пор на каждом рынке есть свой «пьяный угол», где можно на рассвете «колдырнуть», сбросить украденную вещь и тут же отовариться самогоном. Среди благообразных пенсионеров, торгующих болтиками, вы легко отличите пару-тройку бывших людей с испитыми лицами. В каждом микрорайоне, при попустительстве старых и новых правоохранителей, продолжают спаивать молодых и старых херсонцев доморощенные бутлегеры. Их доходы сопоставимы лишь с наварами наркобаронов. А там, где большие деньги, о законе и чести помалкивают. Самогонный бизнес, как и всякий другой, любит тишину. Особенно не любят огласки т.н. «водочные таксисты», готовые в любое время доставить по указанному адресу все, чтобы удовлетворить вашу страсть…

Не так давно один молодой, но перспективный херсонский политик за рюмкой чая удачно скаламбурил: «Да, пусть народ бухает, лишь бы не бухтел!»  Устами младенца глаголет истина: если залить с утра глазоньки, не увидишь, в каком бардаке живешь. Пьяный не чувствителен к боли, мало ест, не разбирается в политике и моде. Ему все равно, во что одета его жена и с кем сейчас его дети. В редкие минуты просветления пьяница испытывает жгучее чувство вины, чем пользуются его хозяева (алкаш всегда в рабстве). Пьешь, значит – должен. А пьяный херсонец продолжает оставаться в кабале. Поэтому малочисленные трезвые сограждане и относятся к нему без злобы, как к больному, зная, что не скоро грянет он в генделике песню со словами «поднимется мститель суровый, и будет он нас посильней».

И все это называется «благополучный алкоград Херсон».